Премьера спектакля «Тимон Афинский» с Алексеем Бартошевичем

Королевская шекспировская компания под руководством Грегори Дорана обрела умение вдыхать жизнь в самые забытые шекспировские тексты. К таким можно отнести «Тимона Афинского» (возможно, написанного в соавторстве с Томасом Мидлтоном), даже сюжет которого сегодня помнят лишь учёные. 

 

Нетрудно понять, почему это – одна из наиболее редко исполняемых работ Шекспира. Здесь почти нет строк, которые стали бы хрестоматийными, сюжет непривычно прямолинеен для Шекспира, мало симпатичных персонажей, а финал истории довольно мрачен и не дарит ни самопознания главному герою, ни катарсиса зрителю.

 

Поэтому можно порадоваться мудрости Саймона Годвина, который решил изменить пол Тимона, пригласил на его роль экспрессивную Кэтрин Хантер и дал ей пространство для игры. Это первая постановка Саймона для RSC со времен его триумфального «Гамлета» с Паапой Эссейду в 2016 году, и она определённо тоже удалась.

 

Невысокая хрупкая Кэтрин (Тимон) магически заполняет собой всю сцену, виртуозно используя пластику тела и глубокого хрипловатого голоса. Она превращает монологи Тимон в шедевры, сравнимые с лучшими речами Лира и Ричарда II, с тем только отличием от этих персонажей, что после стремительной потери всего, чем она владела, сердце её не смягчается, а ожесточается. 

 

В первой части, под задорную средиземноморскую музыку Майкла Брюса, на фоне роскошных декораций, где тяжёлым золотом сверкает не только грандиозный задник и костюмы пирующей афинской знати, но даже вилки на столах, Тимон кажется абсолютно счастливой и купающейся в гармонии идеального мира. Когда же на её глазах весь этот «избыток, великолепие, гедонизм и декаданс» (так характеризует начало пьесы Саймон Годвин) облетает, как мишура, и выясняется, что деньги не могут купить настоящей преданности и любви, к Тимон с прозрением, увы, не приходит мудрость. Она возненавидела людей, – и весь мир вокруг, только что сиявший теплом и красотой, мгновенно становится мрачным и суровым местом. 

 

Постановщики подчёркивают этот контраст тем, что из условной античности зритель переносится в современность: в хореографии труппы активно используются кинематографические стоп-кадр и замедление движения; возвращение в Афины опального военачальника Алкивиада (его играет актриса Дебби Корли) превращается в гневный революционный марш «жёлтых жилетов» под лозунгами «Изгоним ростовщичество и жадность»; а язвительный циник Апемант (и эта роль тоже отдана актрисе – Ние Гвинн) носит футболку с логотипом инди-группы The Smiths, что выглядит вполне уместно: иногда она действительно звучит как солист The Smiths Стивен Моррисси, выступавший против бессмысленного гламура музыкальной сцены 80-х. 

 

Ни все эти персонажи, ни единственный преданный слуга Тимон Флавий, которого во всём его наивном благородстве трогательно играет Патрик Друри, не могут остановить и образумить озлобленного мизантропа. Тимон бичует жадность и жестокость человечества, подобно Христу, но, в отличие от Сына Человеческого, она погружается в ненависть все глубже, заставляя зрителей испытывать острое сострадание от невозможности хоть чем-то помочь заблудившейся в отчаянье героине. 

 

Шекспир, как он это любит делать, и тут оставляет зрителя в финале наедине с зеркалом, в котором отражается наша страсть к безудержному потреблению, и заставляет снова задаваться вечным вопросом: к добру ли приведёт нас мир, в котором правят деньги?