Буря

Постановка Шекспировского театра «Глобус» 

«Мы созданы из вещества того же,

Что наши сны. И сном окружена

Вся наша маленькая жизнь».

 

Прощальная пьеса Шекспира полна такой живой магии, что за давностью лет уже никто не вспоминает ни о том, что ставилась она впервые в придворном театре в качестве обрамления королевских свадебных торжеств, ни о неполиткорректной подоплеке образа Калибана, в чьем лице изображались дикие народы свежепокоренной Америки (а в лице Просперо, соответственно, – несущие им свет просвещения люди «белой» цивилизации).

 

Сюжет, развивающийся на волшебном острове, затерянном в океане, – остроумная компиляция нескольких утерянных драм о волшебнике и его дочери, приправленная реальным крушением (из-за грозы!) «Титаника» своего времени – гигантского корабля Prince Royal в устье Темзы, свидетелем которого был сам Шекспир в 1610 году.

 

Герцог Милана Просперо (блестящий Роджер Аллам), чересчур увлекшийся магическими искусствами, вынужден бежать из родного города с маленькой дочерью Мирандой (энергичная Джесси Бакли). Они попадают на волшебный остров: Просперо свергает царившую там ведьму Сикораксу и приобретает власть над нелепым отпрыском Сикораксы Калибаном (уморительный Джеймс Гарнон) и над духами острова во главе с Ариэлем (инопланетный в этой роли Колин Морган).

 

Волею судеб (или магии? В «Буре» сложно разобрать) мимо острова проплывает корабль, на котором собрались первые лица Италии: король Алонзо, его брат Себастьян и сын Фердинанд, и в их числе – оклеветавший Просперо и узурпировавший его место герцог Миланский Антонио. Просперо вызывает бурю, корабль тонет, а команда и вельможи попадают на волшебный остров, где их ждут неожиданные приключения… 

 

«Буря», которая во времена Шекспира считалась сложной в технологическом смысле пьесой, в режиссуре Хэррина не удивляет искушенных театралов – на первый взгляд. В лучших традициях шекспировского театра кораблекрушение здесь изображают с помощью почти игрушечного кораблика, в роли скал острова – крашеные в тон глобусовских колонн гипсовые «валуны», за магию отвечают падающие из-под свода лепестки и потустороннее пение духов под музыку оскароносного Стивена Уорбека. Разве что выход Ариэля в виде чудовищной гарпии, словно сошедшей с картин Босха, впечатлит партер не меньше незадачливых мореплавателей. 

 

Главное таинство, которое погружает зрителя с головой в мир пьесы, творят актеры. Джереми Хэррин собрал для своей постановки блестящий состав, не обойдя и заслуженных глобусовских звезд, и начинающую, но многообещающую молодежь.

 

Джесси Бакли (Миранда) и Колина Моргана (Ариэль) через пять лет после премьеры «Бури» уже привычно называют британскими звездами. И то, что не все смогут узнать в строгой княжне Марье Болконской по-подростковому буйную и непосредственную Миранду, а в замкнутом Лео из сериала «Люди» (Humans, 2015-2018) гибкого и, кажется, вовсе невесомого Ариэля, похоже, только подтверждает талант этих молодых актеров.

 

Гомерически смешных персонажей, Калибана и Тринкуло, играют ветераны «Глобуса» – Джеймс Гарнон, который в роли чумазого Квазимодо в этот раз превзошел сам себя в разрушении четвертой стены, и Тревор Фокс, смачно обыгрывающий запредельно скабрезные реплики шута-пропойцы.

 

Главенствует не только на острове, но и на сцене, конечно, Роджер Аллам – один из немногих британских актеров, который получил премию Лоуренса Оливье за роль в спектакле «Глобуса» (Фальстаф в дилогии «Генрих IV»). Аллам играет Просперо не как могущественного мага, а, в первую очередь, как любящего отца, которого раздирают чувство ответственности за юную дочь и яростная жажда мести. Какие же из этих эмоций возьмут верх?.. 

 

Спойлеры, но… фирменная финальная глобусовская джига в «Буре» смотрится особенно уместной: она словно вырастает и из свадебного танца Фердинанда и Миранды, и – из рукоплесканий, которыми Просперо в эпилоге просит отпустить его. 

Автор рецензии: Леонид Александровский

«Буря» занимает особое место в шекспировском каноне. По мнению большинства исследователей, эта последняя пьеса драматурга ― развернутое завещание Шекспира как практикующего театрального деятеля; итоговое, разыгранное в лицах, размышление на тему природы и строения сценического действа. Герцог-изгнанник и волшебник, Просперо, таким образом, является главным кандидатом на звание «альтер-эго Шекспира», его «лирического героя». Кроме того, «Буря» ― единственная пьеса Барда, построенная с полным соблюдением пресловутого триединства места, времени и действия. Наконец, это его самая «метафизическая» и богатая на бесчисленные подтексты вещь, допускающая предельное разнообразие трактовок ― от мимической (Питер Брук), постнарративной (Питер Гринуэй) и визуально-барочной (Джули Теймор) интерпретаций до постановок, исследовавших постколониальные (спектакли Джонатана Миллера 70-х и 80-х годов) или фривольно-фрейдистские (Сэм Мендес) нюансы пьесы.

Глобусовским постановкам, в пику «авторским» интерпретациям, на роду написано акцентировать человеческий, земной, калибановский аспект «Бури». Именно поэтому в спектакле 2000 года Джаспер Бриттон-Калибан швырялся в стоячий партер рыбой, а великолепный Джеймс Гарнон, подхватывая эстафету уже в текущей постановке, хлещет незадачливо угодивших в первый ряд зрителей по ушам. В спектакле прошлого десятилетия играть Просперо пришлось великой Ванессе Редгрейв; в нынешней версии роль опального мага исполняет импозантный уроженец Ист-Энда, специалист по «властным ролям» Роджер Аллам. И делает это на высшем уровне самоотдачи, человеческого участия к судьбам других героев и, что немаловажно, с хорошей дикцией: в устах Аллама текст четырехсотлетней давности начинает сверкать живыми, незасохшими ― доступными максимально широкому кругу внимательных зрителей ― красками. Просперо Аллама ― это, прежде всего, не всесильный властелин «острова на двоих», повелитель бури и одержимый местью изгнанник; скорее ― любящий отец, покровитель-благодетель шустрого Ариэля, мудрец, достигший искомой гармонии.

Трактовка образа бесплотного духа Ариэля ― и его живописный контраст с низменным, слепленным из плоти и грязи сыном злой чаровницы Калибаном ― всегда была одной из главных приманок в постановках «Бури». Акробатический перформанс 28-летнего североирландца Колина Моргана в нынешнем спектакле можно считать триумфом. Этот гуттаперчевый актер, известный, прежде всего, по роли юного Мерлина в одноименном телесериале BBC (а также благодаря своим выдающимся ушам), действительно летает по сцене, почти не стесненный гравитацией ― ни рампы, ни самой земли. Напротив, Калибан ― в телесном и, как всегда, смачном исполнении ветерана «Глобуса» Джеймса Гарнона ― попеременно напоминает изрядно шрамированного монстра Франкенштейна, вконец одичавшего Шарикова и недешифруемого персонажа Дени Лавана из фильма «Токио!» (Tokyo! 2008). Гротескного «низового» угара добавляет присутствие приапического шута Тринкуло (нахраписто комикующий Тревор Фокс) с вечно выпростанным ― и восставленным ― гульфиком, отжатие которого, безусловно, является смеховым апофеозом спектакля.

Обычный для «Глобуса» сценографический и костюмный минимализм (на фоне которого выделяются разве что гипертрофированный «ангоровый свитер» Ариэля, его остромодные skants и деревянный скелетон его «демонического» обличья) в данном случае имеет разъясненную самим Шекспиром подоплеку. Именно из такого неброского «материала грез» (such stuff as dreams are made on) и состоит «незначительное празднество» (insubstantial pageant) самой жизни ― и проживающих ее в «партере бытия» людей. У этого-то партера отправляющийся на покой и давший свободу Ариэлю Просперо просит отпустить и его самого ― посредством аплодисментов. Это знаменитое прощание Шекспира со своей публикой оживает в деревянной сфере «Глобуса» самым пронзительным образом.